Татьяна Владимировна Дорофеева — ведущий специалист фонда «Дети ждут», психолог и идейный вдохновитель проекта для поддержки подростков с сиротским опытом «Право выбора».
Расскажите, пожалуйста, об организации, которую вы представляете?
Благотворительный фонд «Дети ждут», который начинался с волонтерской организации «Петербургские родители». С 2010 года он плотно занимается системной помощью детям, которые проживают в сиротских учреждениях. У нас есть полный цикл помощи детям от создания базы фотографий «Дети ждут» до обучения приемных родителей, сопровождения приемных детей, по сути, до их совершеннолетия. И параллельно мы ведем работу с детьми в сиротских учреждениях в рамках проекта «Право выбора» и работы программы «Значимый взрослый». Поэтому мы имеем возможность наблюдать жизнь детских домов с 2000-х годов.
Какие у вас впечатления от фильма? Мысли, выводы?
Я хочу поблагодарить авторов фильма потому, что в 2013 году это была необходимая доза информации, которая помогла сдвинуть огромный камень безысходного сиротства и тяжелого положения, в котором были дети, живущие в интернатах. И те, от кого зависит жизнь сирот, обратили внимание на самого ребенка, на его индивидуальность, на его душу. До 2013 года у нас был объектный подход — “это ребенок, с ним надо что-то делать”. Его мнение мало кого интересовало. Именно этот фильм запустил систему изменений сиротских учреждений, которые сейчас происходят. Проходят они медленно и неповоротливо, и разные сложности на этом пути имеют место.
О динамике: два последних фильма отражают действительность. В детских домах поменялись условия, выглядят они получше. С детьми немножко получше обращаются. Но все равно очень много недоработок. Не хватает персонала, который мог бы реально заниматься детьми, и очень много отчетности различной. Наблюдая эту реформу, мы понимаем, что у нее тоже есть свои темные стороны. Самое лучшее, конечно — это проживание ребенка в семье. Но сейчас сложная категория детей осталась в сиротских учреждениях — это дети с тяжелыми диагнозами, это братья и сестры, это дети с опытом проживания на улице, с опытом жизни в тяжелой жизненной ситуации. Сложность в том, что эти дети в душе — совсем не дети. Они сильнее многих взрослых, и это отпугивает от них других детей и взрослых. А сами эти дети боятся ошибиться во взрослых снова.
Что меня немножко удивило в этом фильме, в первой части особенно: Елена — не специалист в области психологии, и я очень сопереживала ей и ее боли, когда дети так себя нехорошо повели. Они обиделись на нее и гадости всякие говорили, были объектами манипуляции взрослых. Это вообще-то особенность детей с сиротским опытом. Такие тяжелые последствия депривации, что дети от безысходности часто делают взрослым больно, и прежде всего тем, кого пытались любить.
На формирование привязанности уходит больше трех лет. Елена снимала год, и то не часто. Если собрать всё время, не получится три года. Через год после знакомства и случилась такая вот жестокая вещь, и поэтому я думаю, она теперь уже поняла особенности детей с депривацией. Но ее боль позволила ей разобраться и снять два фильма, светлых и с намеком на хорошую концовку. Это показывает и то, что девочка Настя, выросшая в приемной семье, не контактирует со своими родителями. Очень мало времени, получается, она прожила в этой семье. Дети наши сложно строят доверие и стараются жить в тех условиях, к которым привыкли. Поэтому она вернулась и живет теперь сама в квартире, которую ей дали.
Чем дольше ребенок находится в учреждении, тем сложнее ему адаптироваться к тем близким взрослым, которые хотят его сопровождать. Вот волонтер Мария там большой герой, да? Она взяла подростков, достаточно больших, и адаптирует их. У взрослых, которые этим занимаются, должен быть большой запас терпения и, в общем-то, ноль ожиданий, потому что от этих детей все хотят всего. А у детей нет запаса сил это всем дать. Они, когда попадают в семьи, начинают выживать, и собственно говоря, делают это не всегда лояльными способами. Взрослый должен осознавать свою роль, и если уж взялся, то делать. Вообще большой поклон всем, кто снимал эти фильмы, потому что только вместе мы можем привлечь внимание общественности и руководства к все еще остающимися проблемам детей.
Какие сиротские учреждения сейчас есть в Петербурге и вообще в России? И что бы вот вы хотели в них сейчас изменить?
В Петербурге все равно осталось достаточно большое количество сиротских учреждений. Есть учреждения для маленьких детей — это “дома ребенка”, куда дети поступают сразу после рождения или в возрасте до четырех лет, когда их отбирают из семей, в которых дети находятся в опасном положении. Таких домов — 6, примерно по сто человек. Есть 19 детских учреждений для детей со статусом, у которых решен вопрос с родителями. Они либо лишены, либо ограничены в правах и подлежат семейному устройству. Это 14 детских домов разного типа и 5 школ-интернатов, детских домов для детей с тяжелыми нарушениями, ментальными расстройствами чаще всего.
Самое обидное, что в каждом районе города есть “отделение социальных приютов”, куда поступают дети для решения кризисных ситуаций, связанных с опасным проживанием и плохим уходом родителей за ними. Почти в каждом районе города, их 13, есть такие отделения. И есть около десяти частных приютов. В общем, они всегда переполнены. Когда возникают сложные ситуации, допустим, надо разместить куда-то ребенка, это сделать очень непросто. А иногда разместить ребенка надо очень быстро: в ситуации угрозы его жизни, ситуации такого напряжения и отношений в приемной семье, когда нету сил, и надо быстро их развести, но с сохранением естественных связей. Несмотря на то, что идет большой процесс размещения детей в семьи, очень много все равно сиротских учреждений.
Получается, порядка 70, наверное, всего учреждений. И все переполнены, потому что кризисные ситуации случаются все время. Есть приличное количество угрозы повторных возвратов, и возвратов вообще, когда нужно работать с семьями. с приемными в том числе, чтобы предотвратить или завершить по-человечески возврат, чтобы не было беды никакой.
А что получает ребенок, проживающий в подобном учреждении, а чего он, наоборот, лишается?
Ребенок, который попадает в сиротское учреждение, в каких бы условиях он ни был, испытывает жесточайший стресс, тяжелейшую утрату, даже если он из очень опасных условий был извлечен. Он имеет крышу над головой, еду три-четыре раза в день и физическую защиту. Но, с психологической точки зрения, детские дома оказывают то же самое страшное влияние, которое оказывали и раньше. Это хорошие, красивые, сейчас очень хорошо оборудованные детские дома, укомплектованные. Но все равно нет такого понимания, что человек, живший на улице… Ну, дети так часто говорят: когда человек попадает в такое, в общем-то, великолепие, он еще больше испытывает чувство вины за то, что он и тут-то жить не достоин. И ему очень сложно привыкнуть сразу, что вот тут-то его начнут все любить. Ребенок получает поддержку взрослых, специалистов, которую чаще всего не очень способен принять. Потому что ему очень страшно, очень тревожно.
Многие дети испытывают чувство вины за то, что не смогли удержаться в своих семьях, чувство вины перед своими родителями, чувство страха, что их вернут. Это очень большой букет чувств, из-за которого все великолепия, которые сделаны государством, очень трудно воспринять. Дети к этому сложно относятся, и нужна дополнительная поддержка, чтоб они там адаптировались. И часто специалисты говорят: «но у нас же все есть, почему ему плохо?» Ему плохо потому, что внутри ему очень плохо. На адаптацию в детском учреждении в среднем уходит полгода, при работе всех специалистов, которые поддерживают ребенка индивидуально. Ребенок вроде бы получает много взрослых, которые готовы ему помочь, и кажется, что это здорово. Но на самом деле на такое количество взрослых у него, как правило, нет сил, чтобы участвовать во всем том, что предлагают взрослые. Поэтому только деликатное, индивидуальное внимание может ребенка спасти. А это все равно сложно.
Наличие не больше восьми детей в группе на трех взрослых — это большое достижение. С другой стороны, есть большой минус. Мы отмечаем, что достаточно большой процент психологического и физического насилия все равно есть в сиротских учреждениях, потому что там разновозрастные группы. В одной группе может жить восемнадцатилетний ребенок, зависимый, с опытом жизни на улице, и маленький пятилетний ребенок, который изъят из семьи. И уследить за всеми процессами, которые там происходят, достаточно сложно. Получается, процент напряжения, тревоги и страха достаточно большой. Некоторые специалисты еще отмечают, что в маленькой, закрытой группе сложнее управлять процессами гнева, тревоги и вообще общения. Потому что там бывает, что два взрослых подростка, которые между собой не ладят, и еще несколько маленьких… И как им быть? Это нужны специальные программы, чтобы такие взрослые дети, которые ненадолго попали в сиротские учреждения, имели поддержку от волонтеров или от нас, как значимых взрослых. Или в семьях все-таки надо размещать… Рекламную компанию специальную проводить, чтобы взрослых детишек брали.
А готовы ли выпускники к обычной жизни? И как отражаются на их будущем диагнозы, которые им ставят? В фильме очень много говорилось о том, что некоторые диагнозы ставятся не совсем корректно.
Как врач я могу сказать, что диагноз, по первости, когда ребенок в тяжелом состоянии, очень трудно поставить. Нужно время, чтобы приглядеться к ребенку и провести такую объективную оценку. Это очень интересная картинка, когда ребенок из детского дома приходит к психиатру. Прилично ведущий себя ребенок, налаживающий коммуникацию, когда приходит к кабинету психиатра, часто смотрит на него застывшим взглядом, чуть-чуть открывает рот, достает оттуда язык, и в общем похож он на человека с диагнозом. Хотя реально у него диагноза может и не быть.
Очень внимательно и долго надо все-таки работать с диагнозами. Потому, что дети, имеющие опыт жизни на улице, в социально опасном положении, имеют очень тяжелые депривационные последствия. Их лишили возможности развиваться. И поэтому могут быть разительные перемены, когда человек попадает в семью, и мы понимаем, что диагноза этого нет. Чтобы продифференцировать, реально ли это болезнь, диагноз, нужны время и внимательные специалисты.
Специалистов мало, и их надо настраивать на то, что дети с опытом сиротства — это особенные дети, которым сразу нельзя ставить диагноз. Которым надо дать шанс поработать с этим и адаптироваться.
10% выпускников как-то готовы к жизни. Что говорят в фильме — это правда. Остальные выпустившиеся из учреждения не могут ни устроиться на работу, ни по-человечески помощи попросить. И не хотят больше контактировать со взрослыми, потому что они знают, что им не помогут, их обманут. Они стараются жить кампусами, все вместе в одной квартире. Сдают свои остальные и живут в одной. По сути, имитируют такое маленькое учреждение. Но где нет взрослых. Поэтому там большие проблемы с поведенческими расстройствами и с тем, что они сами травмируют друг друга. У нас есть районы, где живут сироты, у них однокомнатные квартиры, допустим, в одном доме их может быть двадцать, и это очень опасный район. Потому что они не работают, они выживают, как могут. Они из-за этого тревожатся, боятся и продолжают разрушаться личностно, не имея возможности идти вперед. Но 10% людей, которые недолго пробыли в детском доме, у которых есть приличный опыт жизни в семье, могут адаптироваться, и чаще всего они стараются помогать своим коллегам по несчастью. И это хорошие обычные дети, которые часто находят нас и говорят «помогите».
Очень мало организаций, на мой взгляд, в Санкт-Петербурге, которые могут помогать выпускникам сиротских учреждений. Потому что их не учат ни пользоваться деньгами, ни обеспечивать себя, и они по-прежнему плохо свои потребности осознают. Очень легко расстаются со всем, что у них есть. Потому что им кажется, что опять им дадут всё, как раньше. В детском доме же все дают: дают белье, если оно испортилось, покупают одежду, если она износилась. Когда человек остается один на один со своими сложностями, он не всегда может адаптированно себя повести. Поэтому нам обязательно нужно продолжать развивать благотворительные организации и государственную поддержку для детей с сиротским опытом.
А какая есть государственная поддержка таких детей?
Ну, вспомоществование им дают. На бирже труда есть такая форма. Какое-то время им выплачивают довольно приличную сумму. Полгода, по-моему, если человек не работал, ему выплачивается около 40 тысяч рублей. Но эта та еще поддержка, потому что, если вам полгода платят 40 тысяч рублей, то через полгода работать точно не захочется. Нужна помощь в трудоустройстве, обучение. Часто дети плохо учатся не потому, что имеют диагнозы, а просто потому, что у них изуродован процесс начала обучения. Они азов чаще всего не знают, не говоря уже об остальных знаниях. И им страшно учиться.
На мой взгляд, хорошо бы развивать такие учебные комбинаты с поддерживающим трудоустройством, если бы была возможность. У нас не так много этих выпускников. Они к сожалению, очень часто подвергают свою жизнь опасности, рано расстаются с жизнью. Поэтому очень необходимо, чтобы им было куда обратиться. И это были бы не десять пачек «Доширака» и бесплатная карточка, а какой-то человек, который мог бы разъяснить, как жить дальше.
А есть такие случаи, когда получилось оспорить диагноз, который был поставлен?
Приемные родители это часто делают. Да, конечно. Ну, все равно очень много труда в это надо вложить. Чаще всего это диагноз, связанный с задержкой психического развития, которое восполнить бывает очень сложно. Наши дети очень неравномерно созревают. И на это надо много сил и терпения. У педагогов нет настроя на поддержку таких детей, асоревновательная система в школах есть.
Такие дети просто не успевают, расстраиваются и часто бросают учебу. Поддержка в образовательном звене очень важна — не “выдавливать” их на семейное обучение. В детских домах к детям приходят педагоги. И приемные дети часто на семейном, надомном обучении. Надо адаптировать нашу систему образования под помощь таким детям — тогда будет полегче. И люди с диагнозом тоже должны учиться. Очень мало кто прямо не может учиться. Важно помочь человеку с такими особенностями, а не приклеивать ярлык и дальше манипулировать этим.
А с какими сложностями с психологической точки зрения могут столкнуться приемные родители? У них могут тоже “опускаться руки”? Приемные родители – это те, кто очень хочет детей, и у них высокие ожидания, что это будет какой-то идеальный ребенок?
Большие ожидания и идея, что каждый ребенок хочет жить в семье, и поэтому он будет подстраиваться. Дети хотят жить в семье, но как в ней жить, они не имеют представления. И те родители, которые не проявляют гибкости для того, чтоб в своей семье дать место ребенку таким, какой он есть, имеют большие сложности. Им не представить, что тринадцатилетний ребенок может иметь эмоции пятилетнего ребенка. А у нас это — первый признак депривации, то, что эмоционально дети не соответствуют своему возрасту. Он ростом и возрастом в свидетельстве о рождении большой, а эмоционально не прошел ни одного кризиса, ни трех лет, ни пяти лет. И это очень удивляет, потому что расчет идет на то, что, во-первых, ребенок будет сотрудничать, во-вторых — он взрослый. А он ведет себя эмоционально как малыш: сотрудничать не готов. На это уходит очень много сил, и это себе очень трудно объяснить.
Работая с родителями, мы все время это объясняем и рассказываем. Но родители иногда не верят. Они говорят: «Ну, это какие-то другие родители. У нас такого точно не будет». И себя не готовят к худшему, а надо бы готовить. Если мы готовы к худшему, у нас большой запас стратегий и техник, которые позволят быть надежным для ребенка и принять любые его эмоции. Люди часто не готовы к принятию тяжелых эмоций детей. Это все больно, вот как показано в фильме. Потому что всю боль, всю тревогу, все напряжение дети выложат именно им. Потому что они же сказали, что они помогут, назвали себя добрыми волшебниками, которые спасут их из системы и будут любить. А сами не могут этого сделать и имеют другие ожидания. И поэтому если человек не умеет жить в настоящем, не умеет радоваться, не умеет играть, не умеет остановиться и стоять на месте — он имеет большие проблемы в общении с приемным ребенком. Вот иногда просто с приемным ребенком — его надо обнять и стоять так месяц. Где современные люди могут месяц так постоять? Ну это разве что только на самоизоляции.
Вот, и получается, что быстрота желаний все изменить приводит к очень странным результатам и тяжелым последствиям.
Что такое фостеровская семья?
Фостеровская семья в том понимании, в котором люди привыкли — это семья, в которой родитель-профессионал оказывает помощь ребенку в сложной ситуации. В России чистого фостера нет. Люди берут ребенка, называют это скрытым усыновлением, и в общем-то готовы жить с ним всю жизнь. В фостерской семье родители оказывают помощь, и дальше ребенок может быть перемещен в другую семью. То есть, это родитель — профессионал, который не претендует на то, чтобы его любили. Он готов помогать в роли специалиста. Мы сейчас изучаем семьи, которые можно было бы так назвать, но эти семьи говорят, что они не готовы быть специалистами. Они готовы быть родителями, которые получают профессиональную поддержку, но от специалиста, который может их сопровождать.
Фостерские семьи берут сложных детей: подростки, дети с тяжелыми заболеваниями и инвалидностями. И создают для них среду, которая помогает им выжить, развиваться. Это очень затратно, обычно фостер-мамы не работают, они только занимаются этими детьми. И поэтому у нас пока система эта никак не разработана, нет нужного сопровождения. И у нас менталитет другой. Хочется любить и помощь оказывать через любовь. А вот не всем детям можно помощь оказать через любовь, некоторым нужна просто поддержка. Допустим, очень большой подросток, семнадцать с половиной лет. Его не успеть полюбить. Ему нужно просто надежное укромное место обеспечить. Это могут сделать фостерные родители. Пока что это вопрос, как будет развиваться фостер, а развиваться он должен. Потому что это — один из способов изведения детских домов окончательно. Тем, кто не может жить в семьях и отвечать родительским ожиданиям, нужна помощь не в рамках детского учреждения, и это может быть фостер. Но он у нас сейчас еще в зачаточном состоянии.
Команда «Дома» просит вас об информационной и посильной финансовой поддержке для благотворительных организаций, сотрудников которых мы привлекаем к обсуждению фильмов.
Помочь фонду «Дети ждут»:
— сделать пожертвование.
Помочь РОД «Петербургские родители» и проекту «Право выбора»
— стать «значимым взрослым», подробности здесь;
— сделать пожертвование.